ПАРЛАМЕНСКАЯ ГАЗЕТА

№12(2496) от 11.03.2011

Защитить от врачебных ошибок

беседовала Ольга Стройнова
РУБРИКА: ПОЛИТИЧЕСКИЙ САЛОН

В России появилась Национальная медицинская палата. Какие цели она ставит и что привнесёт деятельность этой организации в отечественное здравоохранение? На эти и другие вопросы «Парламентской газеты» отвечает директор НИИ неотложной детской хирургии и травматологии, президент Национальной медицинской палаты, профессор Леонид Рошаль.

– Леонид Михайлович, видимо, были очень серьёзные аргументы в пользу того, чтобы возглавить совершенно новую общественную профессиональную структуру. Более того, став президентом Национальной медицинской палаты, вы сняли с себя полномочия члена Общественной палаты Российской Федерации. Ради чего всё это?

– Одна из целей создания медицинской палаты – сделать российское здравоохранение более профессиональным. Мы хотим, с одной стороны, защитить пациента от некачественного лечения и врачебных ошибок. С другой – защитить медицинское сообщество от неправомерных упрёков, а порой оскорблений и в том числе судебных преследований. Возьмём недавний случай, произошедший в Российской детской клинической больнице, который может быть иллюстрацией того, как врачи становятся жертвами необоснованных претензий со стороны пациентов. В клинику поступил ребёнок с тяжелейшим заболеванием – муковисцидозом. До этого ему, только что родившемуся, в Ростове-на-Дону сделали три операции. В Москве ребёнка спасли от смерти, полностью справились с его дыхательной недостаточностью, он прибавил в весе почти в два раза и продолжает прибавлять. После консилиума докторов, в котором принимали участие известные детские хирурги России, мама вдруг неожиданно для нас написала письмо Президенту страны, в котором она утверждала, что в больнице процветает хамство, а врачи недостаточно профессиональны. И она боится, что её ребёнок может погибнуть.

Мне было обидно, что уполномоченный по правам ребёнка Павел Астахов, не разобравшись в сути дела, поддержал маму и отправил в Министерство здравоохранения и социального развития письмо, в котором утверждалось, что ребёнка необходимо отправить на лечение в Германию за государственный счёт.

Понимаете, тактика лечения – это компетенция медиков, тем более при таком тяжёлом диагнозе, но никак не юристов. В данном случае мама облила грязью крупнейшее медицинское учреждение, её утверждения не проверили, а доброе имя врачей уже было опорочено. Национальная медицинская палата выступила в защиту врачей и РДКБ как медицинского учреждения, которое спасло от смерти ребёнка. Его мама просто развела пиар-кампанию, чтобы собрать деньги и уехать в Германию. Кстати, совсем недавно была ещё одна неудачная попытка Павла Астахова осудить врачей скорой помощи из Новосибирска. Так вот, Национальная медицинская палата должна заниматься защитой и пациентов, и медиков.

– То есть Национальная медицинская палата – это некий профессиональный союз?

– Мы занимаемся не заработной платой, а только качеством профессиональной деятельности. Именно медицинские ассоциации и общества, входящие в Национальную медицинскую палату, будут вырабатывать и утверждать стандарты и протоколы лечения, следить за их исполнением, сами станут избавляться от нерадивых работников, не станут их защищать, если они нарушат стандарты и этические нормы, как это принято в других странах. Именно профессиональные медицинские общественные организации должны заниматься аттестацией и сертификацией. В Германии, например, если врач не соблюдает выработанные медицинские стандарты и на него есть жалобы, его исключают из врачебной палаты, что автоматически означает запрет на лечебную деятельность. Там действуют жёсткие правила по отношению к врачам. Я был на 113-м съезде немецкой врачебной палаты. Ей 130 лет. Перерыв в её работе был только во времена Гитлера. В Германии государство не побоялось передать этому органу вопросы сертификации, аттестации, разработки профессиональных стандартов. В этой стране 80 процентов населения довольны своим здравоохранением, а у нас только 30 процентов. В основе работы палаты в Германии – демократизм и прозрачность. Профессионалы со всей строгостью следят за своей работой, а это гораздо мощнее, чем административный контроль.

– Вы считаете, что медицинское сообщество в России созрело, чтобы создать внутренний контроль?

– Думаю, пока нет, но надо сделать так, чтобы каждый медик понимал: это будет его Палата, она станет его и защищать, и учить. Например, сегодня одним из слабых звеньев нашего медицинского образования является последипломное обучение. В Англии каждому доктору дают по 200 фунтов десять раз в год, чтобы он посетил конкретные семинары, лекции, симпозиумы. Государство должно быть заинтересовано в знаниях врачей. Фармацевтика, медицинское оборудование и медицинские технологии развиваются очень быстрыми темпами. Поэтому доктор должен учиться всю свою профессиональную жизнь, что, кстати, и принято в мировой практике, а у нас нет, потому что вопросы финансирования и организации непрерывного персонифицированного бесплатного последипломного образования врачей, включая сочетание очных и дистанционных методов обучения, в стране не внедрены. Мы будем добиваться, чтобы ситуация в этой сфере для пользы всего общества изменилась.

– Вопросы стандартизации, методики лечения, экспертизы качества медицинских услуг, сертификации – это всё сфера деятельности Министерства здравоохранения и социального развития и Росздравнадзора. Не вступаете ли вы в противоречие с профильными государственными структурами?

– Минздравсоцразвития создало институт главных специалистов по всем медицинским сферам (главный онколог, кардиолог и так далее). Это правильно. Они должны быть проводниками идей министерства. Но они никогда не смогут заменить профессиональные медицинские ассоциации и общества. Наша Палата намерена отстаивать профессиональные интересы гражданского общества. Кстати, назначение главных специалистов должно предлагать министерству профессиональное сообщество, мы лучше знаем, кто есть кто.

Что касается отношений с министерством, то, мне кажется, мы должны работать вместе. Татьяна Алексеевна Голикова лично поддержала идею создания Национальной медицинской палаты в рамках существующего законодательства. И мы чётко выдерживаем договорённость. Должен быть переходный период, в течение которого необходимо согласовать и определить, кто и за что будет отвечать. Подчёркиваю, в отличие от строителей, мы предлагаем саморегулирование только профессиональной деятельности, так как только в этом видим реальный путь улучшения качества медицинской помощи. В идеале это должно идти параллельно с улучшением материально-технической базы нашего здравоохранения. И мне бы хотелось выразить слова благодарности Виктору Семёновичу Плескачевскому за понимание и помощь.

– Леонид Михайлович, что должно сделать медицинское сообщество, чтобы врачебных ошибок было как можно меньше, и как вы относитесь к уголовному наказанию за них?

– Мы создаём в стране институт независимой профессиональной экспертизы и комиссии по врачебным ошибкам. В последних мы намерены работать совместно с Лигой защиты пациентов. Иногда возникает непонимание между медиками и пациентами, а иногда доктору, если он ошибся, достаточно прийти к больному или его родственникам и сказать: простите. Очень часто в рамках третейского суда возможно мировое соглашение, которое не даст довести ситуацию до уголовного преследования. За рубежом 80 процентов конфликтов разрешаются на досудебном уровне. В России есть только отдельные регионы, накапливающие опыт работы третейских судов, но в целом обобщение и распространение этого опыта является одной из задач Палаты. Роль и место «медиации» в практическом плане нами ещё не определены. По поводу уголовного наказания в случаях, когда человек умирает, скажу так: летальные исходы бывают разные. Надо очень внимательно смотреть: ошибка это или нет. Если врач допустил роковую ошибку по своему невежеству, его Национальная медицинская палата защищать не будет – тогда только суд. Но если доктор всё сделал в соответствии с протоколами, разработанными медицинскими ассоциациями, входящими в Палату, а результат неудачный по независимым от врача обстоятельствам, тогда мы его защищаем. Поэтому нужны стандарты и протоколы, необходимы знания, подкрепляемые постоянно.

– Сейчас провозглашён курс на модернизацию. Как она происходит в здравоохранении?

– Вся история человечества – это модернизация. Мы давно говорим о том, что должен быть разработан государственный план материально-технического перевооружения российского здравоохранения. В бюджете Российской Федерации на здравоохранение отведено лишь 3,7 процента от ВВП. По этому показателю мы примерно на 100-м месте в мире, а может, и дальше. Нам надо менять подходы к финансированию здравоохранения, а это проблема ментальности.

Кроме того, мне не нравится скорость, с которой депутаты Государственной Думы принимают законы в области здравоохранения. Я бы не возражал, чтобы их выносили на всеобщее обсуждение так же, как это было с Законом «О полиции», ведь речь идёт о здоровье людей. Хочу обратить внимание законодателей и на принятый в конце 2010 года Закон об «Обязательном медицинском страховании в Российской Федерации». К сожалению, он страдает явными недочётами, которые уже аукаются. Возьмём такой аспект, как свободный выбор врача. Я расцениваю введённую норму как политическую рекламу. Самое интересное, что и до её введения пациент, если у него есть деньги, имел право обратиться к любому доктору, в любую частную клинику и даже поехать за рубеж. Скажем, пациент с онкологическим заболеванием и вчера, и сегодня имел и имеет право пробиваться в институт онкологии федерального уровня, а не пользоваться только услугами областного или районного диспансера. А как быть поликлинике, если к одному участковому врачу запишется 3000 человек при норме 1700? Он же не в состоянии их обслужить. В отношении стационаров будет то же самое. При таком подходе мы теряем участковый прин¬цип здравоохранения, особенно в первичной сети. И вместо того чтобы получить помощь по месту жительства, человек будет год стоять в очереди в какое-нибудь престижное медицинское учреждение.

Вызывают недоумение и регламентированные сроки пребывания больного в стационаре. К примеру, у меня в реанимации лежит ребёнок с тяжёлой черепно-мозговой травмой. Его выздоровление зависит от многих аспектов. Между тем, по установленным стандартам, государство будет оплачивать его лечение только один месяц. А кто будет платить за то время, что ребёнок пробудет на больничной койке сверх установленного периода? Либо эти расходы лягут на плечи родителей, либо медицинское учреждение должно будет их покрывать из других статей своего бюджета, например, из зарплаты персонала или лекарственного обеспечения других больных? Или мне придётся отключить аппаратуру жизнеобеспечения больного ребёнка, на что я никогда не пойду. И таких моментов, неучтённых нюансов в новом законе, довольно много. Поэтому я хочу спросить у парламентариев: куда вы торопитесь? В соответствии со спущенными нам документами Научно-исследовательский институт неотложной детской хирургии и травматологии теряет в год почти 20 процентов финансирования. Далее: предлагается ввести в здравоохранении различные организационные формы – казённые, бюджетные и автономные. Я хочу спросить, почему сначала не внедрили в одном регионе пилотный проект и не посмотрели, как будут работать в здравоохранении новые формы, стандарты, нормы обязательного медицинского страхования. Уже сейчас ясно, что автономные организации в здравоохранении работают в убыток, но, что самое удивительное, никакой ответственности государство перед этими учреждениями не несёт, впрочем, как и при бюджетной форме хозяйствования. От стоимости технического обслуживания и запасных частей к тяжёлому медицинскому оборудованию, стоимости реактивов любое медицинское учреждение, как говорится, «вылетит в трубу». Новый закон провоцирует медучреждения переводить на платную основу свои услуги, чтобы компенсировать расходы. Надо понимать, что повышение платности в отечественном здравоохранении опасно, тем более при бедности населения, и не к чему хорошему это не приведёт, не говоря уже о том, что нарушается 41-я статья Конституции РФ.

Нам бы хотелось более тесного контакта с комитетом, который в Государственной Думе занимается вопросами здравоохранения. Мы хотим, чтобы нас поняли – мы не создаём второе министерство, мы делаем так, как во многих развитых странах уже сделано, и там получены хорошие результаты. Национальная медицинская палата – это организация не разговоров, а дела. Мы уже продвинулись по многим направлениям. Но чем дальше, тем больше проблем возникает. Всю огромную работу мы проводим на волонтёрских основах. И нам необходимы понимание и помощь.

Все новости